Моя русская провинция: взгляд на Мосальск со стороны

Ирина Гончаренко живет в Мосальске с 2014 года. Какое впечатление на жительницу крупного мегаполиса произвел наш маленький городок? Именно об этом сегодняшняя публикация.

«Воде учит ссохшийся рот, птицам – пустой горизонт, травам учат снега», – писала американская поэтесса Эмили Дикинсон. Мы ценим то, чего лишились или были лишены когда-то. Жизни в России я научена именно таким образом.

Живя на Украине, я долгие годы говаривала, что моя родина – русская литература, преподавателем которой я и была всю жизнь. И вот в 2014 году мы решились оставить Киев, и мое чувство родины обрело географическую привязку: Калужскую область, крохотный городок Мосальск, в котором я счастлива, и радость моя не притупилась со временем.

Может быть, именно потому, что «воде учит ссохшийся рот, а птицам – пустой горизонт», мне стоит написать о своих впечатлениях для тех, кто искони с водой, птицами и травами и привык хорошего не замечать.

Обретение Отечества совпало у меня с еще одной краеугольной переменой. После всей долгой жизни в городских квартирах мы оказались во вполне деревенском доме с куском земли, на котором растут деревья, овощи и цветы. В окна смотрят старые развесистые березы. В двух минутах ходьбы от нашего дома открывается вид на храм сквозь такие же березы, полные грачиных гнезд, и как тут с замиранием сердца не вспомнить Саврасова?

Здесь все время возвращаешься к родному и своему: зимой снегири и свиристели, весной переливающийся на солнце петух с курами на фоне цветущей сирени. До этого я их встречала только в букваре. Здесь дивные леса, очень живописные. Дремучие сосново-еловые боры и березовые рощи с яркими полосами диких люпинов в июне и лиловыми пятнами иван-чая в июле.

Все это та драгоценная квинтэссенция среднерусской полосы, которая воспета и в «Записках охотника», и в «Войне и мире», и в рассказах Чехова. Здесь природа, если воспользоваться словечком Чехова, «левитанистая».

В нашем городке внешний мир вплывает в окна запахом жасмина и липы, пением соловьев и петушиными криками. Здесь небо всегда украшено облаками, сияющими в солнечные дни и мягкими и уютными в пасмурную погоду, когда вспоминаются «на небе серенькие тучки» Пушкина. Здесь есть на что откликнуться сердцу.

Люди провинции чувствуют красоту тонко и глубоко. Припоминаю, как в первый год нашего приезда я, стоя у калитки в солнечный день июня, обсуждала какие-то деловые вопросы с молодым отцом семейства, берущимся за самую разную работу. Нам открывалась перспектива улицы со старыми березами, липами, грушей и шиповником. Я выразила свои восторги, а он, глядя на колышущуюся на ярком солнце листву, сказал о березах: «Они такие… жирные».

Не спешите веселиться, ведь человек почти нашел слово «лоснящиеся», то самое, которое употребляет, описывая листву, Тургенев: «…все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка».

Не все могут писать, как Тургенев, но чувствовать и видеть, как он, думается, могут многие. Представляете, как бы мы любили какую-нибудь молчаливую старушку, если бы знали, что она видит мир так же глубоко и богато, как, к примеру, Толстой или Ахматова. Но старушка молчит, стихов не пишет и не вызывает трепетного поклонения, хотя и заслуживает.

Старушки здесь огородничают и разводят цветы. Молодые женщины тоже. И вспоминаются где-то прочитанные мною размышления о том, что плач Адама о Рае запечатлен в литургической поэзии, а о Еве нет ни слова, потому что с Евой все ясно по поведению ее дочерей: женщины часто плачут и разводят цветы, безотчетно пытаясь воссоздать крупицу Рая вокруг себя.

Я тоже дочь Евы. Мой огород все меньше, а цветники все больше, и уход за цветами – это то дело, в котором я не знаю усталости и испытываю восторг.

Нарциссы, тюльпаны, гиацинты, пионы, розы, ирисы, гортензии, флоксы, гвоздики, хризантемы, годеция, эшольции и лаватера… Даже их имена прекрасны, как экзотизмы в поэзии Гумилева.

Рильке писал, что все страны граничат с Россией, а Россия граничит с Богом. Хочется по аналогии сказать, что русская провинция граничит с Раем.

В Калужской области, по которой когда-то двигались ледники, рельеф холмистый, а под ногами валяются камни с отпечатками обитателей древнего моря. Холмы и леса обрамляют разлогие луга, которые невероятно живописны и возле Шамордино, и возле Оптиной пустыни, и возле Черноостровского монастыря в Малоярославце. В Козельске есть даже специальная смотровая площадка для того, чтобы стать и обмереть от красоты.

В нашем благословенном Мосальске та же красота, и есть место, где открывается вид и на холмы, и на лес, и на озеро, и на сады, и одновременно на все четыре храма, из которых уже только один в руинах.

Озеро, а точнее запруда сквозь березы весной когда-то потрясла меня своей неправдоподобной живописностью: это было как декорация к «Снегурочке», только все живое и дышащее.

Порой, даже страшно подумать, что стало для нас, горожан, нормой. Я как-то пыталась описать брату, как мы ехали зимой на рассвете в Калугу. Каждая веточка берез вдоль дороги обледенела, и когда стало подниматься солнце, все заискрилось и стало абрикосово-розовым.

«Казалось, что в природе так вообще не бывает, это было как.. как…».

«Как китайская игрушка с подсветкой», – подсказал мне брат, и был совершенно прав и точен, ибо говорил не о совершенстве Божьего мира, а подшучивал над жизненным опытом и ассоциативным рядом современного горожанина.

А теперь о людях. Самое отрадное в жизни маленького городка то, что сюда еще не проник вездесущий дух вечного соревнования. Здесь сохраняется лучшее из советской поры – внимание к простому человеку. Здесь живо то отношение к людям, которому хотела научить своих учеников

Безумная Евдокия из одноименного рассказа Алексина. На празднике города награждают лучших дворников, в местной газете пишут о продавцах, работниках ферм, поздравляют ветеранов труда. Здесь театрализованы и школьные и городские праздники, а грамоты в конце учебного года вручают не только избранным, а всем детям и родителям, уж находят за что. Здесь, как в волшебном заповеднике, еще сохраняется то самое равенство, которое на все лады декларируется, но в мегаполисах стремительно вытесняется всепоглощающим духом соперничества.

Жители провинции, хочешь не хочешь, гораздо более чувствуют свою зависимость от обстоятельств. Приходится сводить концы с концами, тревожиться, найдешь ли работу, не уничтожат ли то, что ты посадил в своем огороде, заморозки. Хотелось бы, чтобы поиски работы не выгоняли людей из родных мест, а вот отсутствие иллюзии, что ты – хозяин жизни, делает нас умнее.

Если не брать за точку отсчета благосостояние Билла Гейтса, то люди провинции – благополучные люди, которые имеют еду, одежду, крышу над головой, учат детей в хорошей школе и массово в музыкальной школе и спортивных и танцевальных секциях, получают бесплатное медицинское обслуживание (по сравнению с Украиной фантастическое, хотя прилежно ворчат).

Эти люди купаются в красоте и истории своего края. Здесь есть чем питать «любовь к отеческим гробам». На старом кладбище лежат воины и Великой Отечественной войны, и войны 1812 года. Здесь сохранилось здание госпиталя, построенного для солдат,

воюющих с Наполеоном. Здесь есть храмы, возведенные в 1740, 1790 и 1905 годах. Здесь чудесный краеведческий музей и увлеченные краеведы. Здесь отрадно идти

9 мая с Бессмертным полком, а по дороге в Калугу проезжаешь место стояния на Угре.

Маленький немноголюдный город заставляет еще и остро чувствовать, как благоустроенный быт создается чьим-то трудом. В мегаполисе не задумываешься о том, кто посадил пыльный каштан, под которым ты идешь в потоке сотен других людей. А вот когда идешь почти одна под старыми липами, вдыхаешь аромат черемухи, сирени или жасмина, который кто-то когда-то высадил на улице за воротами, когда купаешься в аромате шиповника, потому что им засажена вся улица вдоль дороги, невольно с благодарностью думаешь о тех, кто все это растил и обихаживал, кто и сегодня подстригает кусты и чистит тротуары.

А еще хочется напомнить об очевидном: по-настоящему прекрасные вещи общедоступны. Джульетта говаривала, что «роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Оттолкнемся от Шекспира и продолжим: роза пахнет розой независимо от того, растет она возле мраморной лестницы или неподалеку от кабачков и петрушки.

Создатели кинофильмов для того, чтобы нагнетать ужас, устраивают схватки и погони среди каких-то индустриальных нагромождений. Психологами подтверждено, что такой фон делает происходящее гораздо страшнее.

Мы, жители провинции, утешены уже тем, что укутаны в природу. Наши труды, свадьбы и похороны происходят в постоянном присутствии Господом созданного прекрасного мира.

Разумеется, царствия Божия на земле нет, но, позволю себе повториться, русская провинция граничит с Раем, как никакое другое место на земле.

Ирина ГОНЧАРЕНКО

Фото из архива Ирины ГОНЧАРЕНКО и «МГ»